Воин кровавых времен - Страница 119

119

А потом он снова посмотрел на скюльвенда.

Мартем слишком долго был солдатом, чтобы не распознать, когда дело начинает плохо пахнуть — даже когда на первый взгляд все благоухает победой. Что-то пошло катастрофически не так…

Варвар заорал, веля трубачам давать сигнал к отступлению. На миг Мартем оцепенел; он только и мог, что потрясенно таращиться на скюльвенда. Потом вокруг воцарилась суматоха и всеобщее замешательство. Тидонский тан Ганрикки принялся обвинять скюльвенда в измене. Засверкало оружие. Чокнутый варвар продолжал орать на них, требуя, чтобы они посмотрели на юг, но никто не мог ничего разглядеть из-за пыли. Но все-таки неистовые протесты скюльвенда многих сбили с толку. Некоторые, включая князя Келлхуса, стали тоже кричать на трубачей. Но скюльвенд, видимо, решил, что с него довольно. Он промчался через наблюдателей и вскочил на коня. Считанные мгновения — и вот он уже мчится на юго-восток, оставляя за собой длинный, узкий вымпел пыли.

Затем в небо взвилось пение труб.

Прочие тоже ринулись к своим лошадям. Мартем обернулся и посмотрел на трех людей, которых Конфас отправил с ним.

Один из них, чернокожий здоровяк зеумец встретил его взгляд, кивнул, потом взглянул мимо него, на князя Атритау. Они никуда не побегут.

«К несчастью», — подумал Мартем. Соображение насчет бегства было первой практичной мыслью, посетившей его за долгий срок.

На миг принц Келлхус встретился с ним глазами. В его улыбке сквозила такая печаль, что Мартем едва не задохнулся. Затем пророк повернулся к сражению, кипевшему у него под ногами.

Волны кианских всадников — из-под многоцветных халатов сверкали доспехи — скатились со склонов и налетели на потрясенных айнонов. Передние ряды укрылись за щитами и попытались упереть свои длинные копья в землю, а тем временем над их головами уже засверкали на утреннем солнце сабли. Над иссушенными склонами поднялась пыль. В испуге взвыли трубы. В воздухе повисли крики, топот копыт и грохот фанимских барабанов. Все новые и новые копейщики врезались в ряды айнонов.

Первым оказался разбит Сансори, вассал принца Гарсахадуты; он столкнулся не с кем иным, как с неистовым Кинганьехои, прославленным Тигром Эумарны. Гранды Эумарны словно бы за считанные мгновения врезались в тыл передним фалангам. Вскоре все фаланги, остававшиеся у айнонов, — кроме элитных частей кишьяти под командованием палатина Сотера, — либо оказались в бедственном положении, либо были обращены в беспорядочное бегство. Кишьяти же организованно отступали, отражая атаку за атакой, и тем самым выигрывали драгоценное время для айнонских рыцарей, находившихся ниже.

Казалось, будто весь мир затянут завесой пыли. Закованные в причудливые доспехи, рыцари Карьоти, Хиннанта, Мозероту, Антанамеры, Эшкаласа и Эшганакса скакали вверх по склону. Они встретились с фаним в красновато-желтой дымке. Трещали копья. Пронзительно ржали лошади. Люди взывали к невидимым небесам.

Размахивая своей огромной двуручной булавой, Ураньянка, палатин Мозероту, валил одного язычника за другим. Сефератиндор, пфальц-граф Хиннанта, повел своих нагримированных рыцарей в яростную атаку, кося людей, словно траву. Принц Гарсахадута и его сансорская дружина продолжали рваться вперед, отыскивая священные знамена своих соплеменников. Кианские кавалеристы дрогнули и побежали от них, и айноны разразились ликующими воплями.

Ветер начал развеивать дымку.

Потом Гарсахадута, оторвавшись от своих на несколько сотен шагов, налетел на наследного принца Фанайяла и его койяури. Сансорский принц получил колющий удар в глазницу и свалился с седла, и заплясал вихрь смерти. В считанные мгновения все шестьсот сорок три рыцаря Сансора либо погибли сами, либо потеряли лошадей. Не видя, что творится уже на расстоянии нескольких шагов от них, многие айнонские рыцари просто кидались на шум схватки — и исчезали в желтом тумане. Другие столпились вокруг своих графов и баронов, ожидая, пока подует ветер.

На флангах и в тылу у них появились конные лучники.

Рыдающая Серве съежилась, пытаясь натянуть на себя одеяло.

— Что я сделала? — всхлипывала она. — Что я такого сделала, что вызвала твое неудовольствие?

Окруженная сиянием рука ударила ее, и Серве упала на ковер.

— Я люблю тебя! — завизжала она. — Келлху-у-ус! Воин-Пророк рассмеялся.

— Скажи-ка мне, милая Серве, что я задумал для Священного воинства?

Знамя-Свазонд склонилось к пыльной земле; белые молнии вздымались и хлопали, словно паруса. Мартем уже решил, что втопчет эту мерзость в грязь — потом… Все покинули холм, кроме него самого, князя Келлхуса и трех убийц, присланных Конфасом.

Хотя южные холмы еще сильнее затянуло завесой пыли, Мартему удалось разглядеть в ее клубах то, что наверняка было бегущей айнонской пехотой. Скюльвенда он уже давно потерял из виду. На западе, на фоне смутных очертаний творящегося бедствия, он видел перестраивающиеся колонны своих соотечественников. Мартем понимал, что вскоре Конфас ускоренным маршем поведет их обратно к болотам. Нансурцы давно на опыте узнали, что нужно делать, чтобы выжить, когда фаним берут верх.

Князь Келлхус сидел спиной к ним четверым, сведя ступни и положив ладони на колени. За ним видно было, как люди карабкались на крепостные стены и валились оттуда, как рыцари скакали по пыльному лугу, как северяне рубили злосчастных шайгекцев…

Казалось, будто пророк… прислушивается. Нет. Свидетельствует.

«Только не его, — подумал Мартем. — Я не могу этого сделать».

119