Ахкеймион сглотнул, преодолевая боль.
— Я это знаю. А вскоре узнаете и вы.
— Возможно. Возможно… Но на данный момент мой великий магистр решил, что это шпионы кишаурим. А легенды знанием не заменишь.
— Ты подменяешь то, чего боишься, тем, чего не знаешь, Ийок.
Ийок взглянул на него, сощурившись, словно от удивления, что настолько беспомощный, истерзанный человек все еще способен осмысленно говорить.
— Возможно. Но как бы то ни было, наше совместное времяпрепровождение завершилось. На настоящий момент мы готовимся присоединиться к нашим братьям, пересекшим Кхемему…
Ахкеймион кулем висел на цепях; мышцы окостенели от хранящейся в памяти мучительной боли. Он словно бы смотрел на стоящего перед ним чародея из трюма, расположенного внутри потерпевшего крушение корабля его тела.
Ийоку начало становиться не по себе.
— Я знаю, что такие люди, как мы, не питают… склонности к религии, — сказал он, — но я подумал, что могу позволить себе некую любезность. Через некоторое время в камеру спустится раб с Безделушкой и ножом. Безделушка — для тебя, а нож — для твоего друга… У тебя будет время приготовиться к путешествию.
Очень странные слова для Багряного адепта. Ахкеймион откуда-то знал, что это не очередная садистская игра.
— Ты скажешь об этом Ксинему?
Полупрозрачное лицо резко повернулось к нему, но потом как-то необъяснимо смягчилось.
— Полагаю, да, — сказал Ийок. — Он, по крайней мере, может надеяться на законное место в царстве мертвых…
Колдун развернулся и решительным шагом удалился во тьму. Дверь отворилась в освещенный коридор, и Ахкеймион разглядел профиль Ийока. На миг ему показалось, будто он смотрит на другого человека.
Ахкеймион подумал о покачивающейся груди, о коже, целующей кожу во время занятий любовью.
«Живи, милая Эсменет. Живи ради меня».
4111 год Бивня, конец осени, Карасканд
Распаленные своими злодеяниями, Люди Бивня собрались у стен Карасканда. Они бесчисленными вереницами спустились с высот и обнаружили, что их ярость остановлена могучими укреплениями. Крепостные валы протянулись по окружающим холмам — огромный каменный пояс цвета меди, поднимающийся и опускающийся вместе со склонами и теряющийся в дымке.
И в отличие от стен великих городов Шайгека эти стены, как обнаружили айнрити, оборонялись.
В каменистую почву были воткнуты древки знамен. Вассалы, потерявшиеся за время скитаний в пустыне, отыскали своих лордов. Воины возводили самодельные палатки и шатры. Шрайские и культовые жрецы собирали верных и служили панихиды по бессчетным тысячам, которых поглотила пустыня. Был созван совет Великих и Меньших Имен, где после долгого ритуала благодарения за спасение из Кхемемы разработали план захвата Карасканда.
Нерсей Пройас встретился с Имбейяном. Встреча состоялась у Ворот Слоновой Кости, прозванных так из-за того, что их огромная башня была построена не из красноватого камня энатпанейских каменоломен, а из белого известняка. Конрийский принц через переводчика предложил сапатишаху сдаться и пообещал жителям города жизнь, а свите Имбейяна — освобождение. Имбейян, облаченный в великолепное сине-желтое одеяние, расхохотался и ответил, что стены Карасканда довершат то, что начала пустыня.
По большей части стены Карасканда возносились над крутыми склонами и спускались на ровное место лишь на северо-востоке, там, где холмы сменялись пойменной долиной, плотно забитой полями и рощами и усеянной брошенными фермами и поместьями — равниной Тертаэ. Здесь айнрити разбили большой лагерь и стали готовиться к штурму ворот.
Саперы начали копать туннели. В горы был посланы люди с упряжками быков, валить лес для осадных машин. Верховые отправились патрулировать и грабить окрестности. Обожженные лица зажили. Изглоданные пустыней тела окрепли от тяжелой работы и обильной добычи, взятой в Энатпанее. Айнрити снова принялись распевать песни. Жрецы водили процессии вокруг стен Карасканда, метя землю перед собой пучками тростника и проклиная камень укреплений. Язычники улюлюкали со стен и швырялись в них чем попало, но жрецы не обращали на это внимания.
Впервые за несколько месяцев айнрити увидели облака, настоящие облака, клубящиеся на небе, словно взбитое молоко.
По ночам, когда айнрити собирались у своих костров, истории о бедах, перенесенных в Кхемеме, и о спасении оттуда постепенно сменялись рассуждениями о Шайме. Карасканд часто упоминался в «Трактате», достаточно часто, чтобы этот город казался огромными вратами в Святую землю. Благословенная Амотеу, страна Последнего Пророка, была совсем рядом.
— После Карасканда, — говорили они, — мы очистим Шайме.
Шайме. При звуках святого имени воинство вновь исполнилось пыла.
Толпы собирались на склонах холмов, чтобы послушать проповеди Воина-Пророка. Многие верили, что это именно он спас Священное воинство в пустыне. Тысячи вырезали на руках знак Бивня и становились его заудуньяни. На совещаниях Великих и Меньших Имен лорды Священного воинства с трепетом прислушивались к его советам. Князь Атритау присоединился к Священному воинству, не располагая никакой силой; теперь он командовал войском, не меньшим, чем у всех прочих.
Затем, когда Люди Бивня приготовились идти на приступ Карасканда, небеса потемнели и пошел дождь. Три сотни тидонцев погибли, смытые внезапным наводнением к югу от города. Десятки были убиты, когда рухнули проложенные саперами туннели. Сухие русла ручьев превратились в бурные потоки. Дождь все шел и шел. Пересохшая кожа начала гнить, а кольчуги приходилось постоянно трясти в бочках со щебенкой, чтобы очистить от ржавчины. Во многих местах земля сделалась мягкой и скользкой, как сгнившие груши, а когда айнрити попытались подтянуть к стенам огромные осадные башни, оказалось, что их невозможно сдвинуть с места.