Воин кровавых времен - Страница 159

159

Колдовство — не что иное, как огромный лабиринт, и на протяжении тысячи лет Багряные Шпили составляли его карту, углубляясь, постоянно углубляясь, добывая знания, ужасные и гибельные. И хотя они так и не добрались до восхитительных границ Гнозиса, существовали определенные ответвления, определенные ходы, карта которых принадлежала им и никому другому. Ийок как раз и был адептом этих запретных ответвлений, постигающим Даймос.

Даймотическим колдуном.

Во время тайных совещаний они иногда задумывались: а что произойдет, если военные Напевы Древнего Севера столкнутся с Даймосом?

По коридорам разнеслись крики. Стены гудели от приближающихся взрывов. Ийок, даже в таких ужасных обстоятельствах оставшийся бледным и расчетливым, понял, что пришло время ответить на этот вопрос.

Он несколькими искусными, отработанными движениями начертил на мозаичном полу круги. Свет хлынул с бесцветных губ, когда Ийок забормотал Даймотические Напевы. К тому моменту, как шум усилился, он наконец-то завершил свою песню. Он посмел произнести имя кифранга.

— Анкариотис! Услышь меня!

Защищенный кругом символов, Ийок в изумлении уставился на полотнища света Внешнего Мира. Он смотрел на корчащуюся гнусность. Пластины, подобные ножам, конечности, подобные железным колоннам…

— Это больно? — спросил он, перекрывая громоподобный вой существа.

«Что ты сделал, смертный?» Анкариотис, ярость глубин, кифранг, вызванный из Бездны. — Я связал тебя!

«Твое искусство проклято! Ты что, не узнал того, кому будешь принадлежать целую вечность?»

Демон… — Значит, такова моя судьба! — выкрикнул Ийок.

Джавреги скакали, словно горящие танцоры, кричали, спотыкались, метались по роскошным кианским коврам. Ахкеймион шел среди них, нагой, избитый.

— Ийок!!! — прогремел он.

Пласты опадающей штукатурки вспыхнули в воздухе, столкнувшись с его Оберегами.

— Ийок!!!

В воздухе висела пыль.

Он без слов смахнул стены, преграждавшие ему путь. Он прошел через пустое пространство по рушащемуся полу. С грохотом упала кирпичная кладка потолка. Он вглядывался во вздымающиеся облака пыли.

И он был окутан ослепительным драконовым огнем.

Он со смехом обернулся к любителю чанва. Окруженный призрачными стенами, Мастер шпионов припал к плавающему обломку пола; его бледные губы трудилось над стаккато песни… Хищные птицы ярче солнечного света ринулись на защиты Ахкеймиона. Снизу хлынул поток лавы, переливаясь через его Обереги. Из четырех темных углов комнаты ударили молнии…

— Ты мне не противник, Ийок!

Он ударил Миражом Киррои, обхватив Обереги Багряного адепта геометрией света.

Потом он упал — на него налетел неистовствующий демон и взгромоздился на его Обереги, молотя по ним огромными кулачищами.

При каждом ударе он кашлял кровью.

Он свалился на груду обломков, ударил Напевом Сотрясение Одаини и отшвырнул кифранга; тот улетел куда-то в темноту развалин. Ахкеймион огляделся, разыскивая Ийока. Краем глаза он заметил, как тот карабкается сквозь брешь в дальней стене. Он запел Гребень Веара, и тысяча лучей света метнулась вперед. Стена рухнула, изрешеченная бесчисленными дырами. Раскаленные добела нити веером разошлись по Иотии и ночному небу.

Он заставил себя подняться.

— Ийок!!!

Демон снова прыгнул на него, завывая и сверкая адским светом.

Ахкеймион обуглил его крокодиловую шкуру, изорвал в клочья его плоть, измолотил его слоновий череп увесистыми каменными дубинками, и сотня ран демона кровоточила огнем. Но он отказывался подыхать. Он выл непристойности, от которых трескался камень и земля покрывалась трещинами. Еще несколько этажей обрушилось, и теперь они боролись в темных подвалах, и там становилось светло от их сверкающей ярости.

Колдун и демон.

Нечестивый кифранг, терзаемая душа, бьющаяся в агонии Вселенной. Опутанный словами, как лев веревками, он стремился выполнить задачу, которая позволила бы ему освободиться.

Ахкеймион терпел его сверхъестественное буйство, добавляя рану за раной к его агонии.

И в конце концов демон рухнул под его песней, съежился, словно побитое животное, и растаял во тьме…

Нагой Ахкеймион брел через дымящиеся развалины, оболочка, оживленная целью. Спотыкаясь, он спустился по грудам обломков и сам поразился: неужто он был катастрофой, разрушившей все вокруг? Он видел множество трупов тех, кого сжег и раздавил. Он сделал так, поддавшись ненависти, что внезапно всплыла в памяти.

Ночь была прохладной, и он наслаждался прикосновением воздуха к коже. Камень причинял боль босым ногам.

Ахкеймион безучастно прошел к уцелевшим постройкам, словно призрак, возвращающийся к месту, с которым его связывали яркие воспоминания. Не сразу, но он отыскал Ксинема; тот съежился среди собственных экскрементов и плакал, обхватив руками нагое тело. Некоторое время Ахкеймион просто сидел рядом с ним…

— Я не вижу! — стонал маршал. — Сейен милостивый, я не вижу!

Он нащупал щеки Ахкеймиона.

— Прости меня, Акка. Прости, пожалуйста…

Но Ахкеймион не мог вспомнить никаких слов, кроме тех, которые убивают.

Проклятых слов.

Когда они в конце концов выбрались из разрушенной резиденции Багряных Шпилей на улочки Иотии, потрясенные зрители — шайгекцы, вооруженные кератотики и немногочисленные айнрити, оставленные в гарнизоне города, — задохнулись от изумления и ужаса. Но они не посмели ни о чем их расспрашивать. Равно как и не посмели последовать за этими двумя людьми, когда те, ковыляя, скрылись в темноте города.

159