Саубон плашмя ударил нескольких убегавших юсгальеров, но это не дало никакого результата. Обезумев от ужаса, они спасались от кианских всадников в позолоченных доспехах.
— Бог! — взревел Саубон, кидаясь навстречу койяури. — Так хочет Бог!
Его вороной врезался в скакуна язычника, оказавшегося на пути у принца. Кианский конь, уступавший размерами северному, пошатнулся, и Саубон вонзил меч точно в шею ошеломленного всадника. Он развернулся и отразил мощный удар кианца в развевающемся темно-красном одеянии. Вороной пронзительно заржал и отпрыгнул вбок, так что галеот оказался бок о бок с язычником — но Саубон был выше. Он врезал кианцу рукоятью меча, и тот свалился с лошади; лицо его было разбито в кровь. Тут чей-то клинок скользнул по шлему Саубона. Принц полоснул оставшегося без всадника коня по заду, и тот пошел метаться среди собак-язычников; затем с размаху рубанул по морде лошадь нападавшего. Та встала на дыбы и скинула всадника. Саубон развернул вороного и затоптал визжащего нечестивца.
— Так! — выкрикнул он, атаковав другого язычника и разрубив ему щит.
— Хочет! — Его второй удар раздробил руку, сжимавшую щит.
— Бог! — Третий удар расколол серебристый шлем и рассек смуглое лицо на две части.
Койяури, стоявший за оседающим наземь покойником, заколебался. А вот те, кто был за спиной у Саубона, — нет. Копье скользнуло по спине, зацепилось за кольчугу и едва не выкинуло принца из седла. Саубон привстал на стременах, снова ударил и выбил копье. Когда противник потянулся за изогнутым мечом, Саубон всадил клинок в сочленение его доспеха. Еще один. Язычники кружили вокруг принца, но приблизиться не решались.
— Трусы! — выкрикнул Саубон, пришпорил коня и с безумным смехом ринулся на врагов. Те в ужасе попятились — и это стоило жизни еще двоим из них. Но вороной Саубона вдруг поднялся на дыбы и споткнулся… Опять лошадь, так ее перетак! Принц тяжело рухнул на землю. Мысли спутались. Движущийся лес ног и копыт. Недвижные тела. Истоптанная трава. Встать… встать… скорее встать! Бьющийся в агонии вороной лягнул Саубона. Огромная тень нависла над ним. Копыта с железными подковами ударили о землю рядом с его головой. Саубон ткнул мечом вверх, почувствовал, как острие скользнуло по броне лошади, а потом вонзилось в мягкий коричневый живот. Брызнувший на миг солнечный свет. Саубон, пошатываясь, поднялся на ноги. Но что-то обрушилось на его шлем и вновь швырнуло принца на колени. От следующего удара он полетел лицом в траву.
О господи! По сравнению с землей его ярость казалась такой пустой, такой бренной! Саубон потянулся вперед и ухватил чужую руку — холодную, мозолистую, с гладкими ногтями. Мертвую руку. Принц взглянул поверх спутанной травы и увидел мертвеца. Айнрити. Лицо было сплющено об землю и залито кровью. Покойник потерял шлем, и светло-русые волосы выбились из-под кольчужного капюшона. Мертвец казался таким тяжелым, таким неподвижным — как сама земля…
Кошмарный момент узнавания, слишком нереальный, чтобы испугаться.
Это его лицо! Он сжимает свою собственную руку!
Саубон попытался закричать.
Не получилось.
Но потом послышался топот тяжелых копыт, крики на знакомых языках. Саубон выпустил холодные пальцы, с трудом поднялся на четвереньки. Обеспокоенные голоса. Кто-то невидимый поставил его на ноги. Саубон очумело уставился на землю, на пустое место, где мгновение назад лежал его собственный труп…
«Эта земля… Эта земля проклята!»
— Вот, держитесь за меня.
Голос звучал отечески, словно его обладатель обращался к сыну, получившему жестокий урок.
— Вы спасены, мой принц. Куссалт.
«Спасен?»
— Вы не ранены?
Саубон перевел дух, сплюнул кровь и выдохнул:
— Только помят…
Буквально в нескольких ярдах от них рубились шрайские рыцари и койяури. Звон оружия, блеск стальных клинков на фоне солнца и неба. Так красиво. Так невероятно далеко, словно картина, вытканная на гобелене…
Саубон молча повернулся к конюху. Старый воин выглядел измученным и обессилевшим.
— Вы удержали брешь, — сказал Куссалт, и в глазах его было странное выражение: изумление, если не гордость.
Саубон сморгнул кровь, стекавшую на левый глаз. Его охватила необъяснимая жестокость.
— Ты старый и неповоротливый… Отдай мне коня! Куссалт помрачнел и поджал губы.
— Здесь не место обижаться, старый дурак! Сейчас же отдай мне этого гребаного коня!
Куссалт дернулся, как будто в нем что-то оборвалось, а потом всем весом рухнул вперед, на Саубона. Принц упал вместе с конюхом.
— Куссалт!
Он втащил старика к себе на колени. Из его спины торчала стрела, ушедшая почти по самое оперение.
У конюха в груди что-то забулькало. Он закашлялся; на губах выступила темная, стариковская кровь.
Выпученные глаза отыскали Саубона, и старый воин рассмеялся, снова закашлявшись кровью. У Саубона от страха по спине побежали мурашки. Сколько раз он слышал, чтобы Куссалт смеялся? Не то три, не то четыре раза за всю жизнь?
« Нет-нет-нет-нет…»
— Куссалт!
— Я хочу, чтобы ты знал… — прохрипел старик, — как я тебя ненавижу…
По его телу прошла судорога, он сплюнул кровь. Судорожно вздохнул и застыл неподвижно.
Как земля.
Саубон оглядел странный пятачок спокойствия, что окружал его сейчас. Отовсюду сквозь истоптанную траву на него смотрели глаза мертвецов. И он понял.
«Это проклятие».
Койяури развернулись и кинулись прочь, через ложбину, края которой уже осыпались. Но вместо радостных криков раздались вопли ужаса. Где-то вспыхнули огни, настолько яркие, что отбрасывали тени при полуденном солнце.